Продолжение рассказа об одном из наиболее занимательных «антисоветских» критических трудов.
Глава 2. Совсем особый читательский мир
Советский читатель, как и западный, требует от своей литературы хэппи-энда. Западный по привычке к воле и комфорту, советский, потому что в его жизни хэппи-эндов нет и быть не может. Об этом усердно заботится советская власть.
Советская власть тоже требует хэппи-эндов, у нее для этого имеются свои основания. Она требует признания фикции счастливой жизни в СССР (сплошные хэппи-энды!); читатель хочет уйти от своей невыносимой жизни в художественный вымысел. Это совпадение интересов может оказаться опасным для дела народного освобождения.
Если советскому читателю указать на противоречие между розовыми концепциями романистов, и совсем не розовой советской действительностью, это его раздражает. Это чувство законно и понятно: “вот, мол, явился умник. И сами знаем, что так не бывает. На то она и литература, чтобы на жизнь непохоже было. Иначе и читать не стоит.”
И читают ради вымысла. Кстати, советский люди не любят таких писателей, как Горький и вообще писателей, скорбящих о социальных несправедливостях и страданиях меньшого брата. Агитпроп ЦК КПСС эти настроения учитывает. Отсюда отчасти и соцреализм.
..Советский читатель очень ценит СЛ за то, что она переносит его из мира действительности в мир иной. Но это не мир фантазии, не то, «чего не бывает на свете». Это — мир нормальных человеческих отношений, то есть то, в чем советскому читателю начисто отказано в действительной жизни…
На потребности в живом и нормальном человеческом чувстве и пытается сыграть СЛ. Душа русского человека, оскорбленная варварским неблагообразием советского быта, тянется к “мещанскому уюту”. Ну что ж? Можно поднести и уют…
Русскому народу теперь разрешается мечтать о прежнем уюте, который раньше находился под строжайшим запретом. … Советская власть разрешает советскому гражданину невозбранно пользоваться уютом.. Не в жизни, конечно, а в одобренных партией книжках.
Герой СЛ не всегда выдумка, манекен, пропагандный штамп. Иногда его характер обрисован очень верно. Он героичен и благороден. Люди с такими характерами встречаются нередко в Советской России. Герою остается только действовать — вот тут-то и начинается фальшь. Две реальности: личность героя и атмосфера сталинской диктатуры. Наложите первую реальность на вторую, и вы увидите, что ничего кроме фальши, из этого не получится.
Наложите план благородных человеческих чувств на план реального же секретаря парткома. Фальшь. Секретарь райкома не может обладать никакими благородными или даже просто человеческими качествами, иначе он поедет на Колыму… Благородством чувств условиях тоталитарного режима человек щеголять не может, иначе режим не был бы тоталитарным.
Сказать что СЛ есть продукт социального заказ — значит сказать правду. Но не всю правду. Роль СЛ значительно сложнее, чем простое отражение требований власти.
Кроме обильной и подчас нестерпимой фальши есть в СЛ и отражение правды. Не все ее типы выдуманы, не все они пропагандные штампы. Но правда СЛ всегда искусно перемешана с ложь., и первая задача читателя — разделить их.
Совершенно реален и правдив тип героической комсомолки, которая, рискуя жизнью, выполняет боевые задания в тылу у немцев. Но что она это делает ради партии и лично т. Сталина – это ложь, и никто этой лжи поверить не может («Золото» Б. Полевого).
Совершенно реальны чувства любви девушки к юноше. Может случиться и так, что она перестанет его любить. Но кто же поверит, что она разлюбила его за то, что он не поставил рекорда? И кто поверит, что она молниеносно перевлюбилась (так в тексте!) в другого, как только тот поставил какой-то рекорд? И чтобы было совершенно ясно, что любовь девушки принадлежит ударнику, а не личности, автор показывает что второй избранный во всех отношениях стоит ниже чем первый. Нет, в любовь по признаку перевыполнения плана поверить нельзя, и такая любовь – просто клевета на советскую молодежь. (По-видимому, речь идет о героях известного романа Б. Горбатова «Донбасс»)
Можно даже допустить, что встречаются такие энтузиасты колхозной зажиточной жизни, что для них интересы колхоза дороже собственных (мы лично таких не встречали). Но вот сцена о правдоподобии которой не может быть двух мнений. Колхозницы эвакуируют колхозное стадо; немецкие танки врываются в стадо и толпу женщин и детей, и давят на смерть внуков одной из колхозниц. Дети эти были единственное, что осталось от большой семьи у старухи. И вот женщины тут же на дороге, не подумав о том чтобы убрать трупы ребятишек, устраивают митинг, и бабка митингует вместе с ними. О детях не говорят — мертвые, — значит интереса не представляют, а обсуждается вопрос о том, как лучше сохранить колхозное стадо. (Это единственная забота женщин. Подобная сознательность, может быть, и достойна сталинской (так в тексте) премии, но в русской жизни такая бесчувственность невозможна. Но большевикам нужно изображать русских людей какими-то унтерменшами («Золото» Б. Полевой).
Ссылка на запись и обсуждение 2009 года